Владимир ДАТЫЩЕВ
Человек

Посвящается человеку.
Человеку с большой буквы.
Моему Отцу

Ты можешь жить как жаждешь, или хочешь,
Ты можешь быть султан и раб, и господин,
Но если ты свой Путь по Жизни не морочишь,
До неба сможешь Ты достичь вершин

В одной очень большой стране, на огромном краю исполинского мегаполиса жил один человек. Звали его… Да есть ли разница, как его звали. Просто жил себе и другим не мешал.
Родился он самым обычным способом, как всегда бывает – сначала попотел отец, а потом, примерно через девять месяцев обильным потом истекла мать, рождая в зверском крике маленькое существо. Оно появилось на свет, моргнуло еще не видящими глазенками, и его шлепнули по попке, освобождая легкие.
Воздух, впервые в жизни пронесшись кислородной волной по горлу, а не по каналу пуповины, затрепетал в неподготовленном еще для него горлышке. Ребенок вздохнул полной грудью и дал знать всему окружающему миру о своем появлении.
- Ве-е-е-е!
Несмотря на пронзительный крик, от которого присутствующим сестрам и родственникам новорожденного заложило уши, все заулыбались, а сердобольная бабка-повитуха всплакнула.
- Мальчик. Совсем здоровый.
Вот так незаурядно и появился он на свет. Без молний и грома в небе, без божественных символов на небесах, без клокочущих туч и шипения ветра. Родился обычный человек, как в большинстве своем появляются посмотреть на короткий миг людской жизни другие человеки.
Рос он, конечно, тоже как все. Щебетал весело, лазая вместе с друзьями, которые тебе товарищи лишь в юном возрасте, по деревьям и разоряя ласточкины гнезда. Когда человек подрастает, оказывается, что все его подельники по детским играм уже стали себе на уме, научились использовать ближнего своего, а друга так и норовят поставить в неприличную позу и вытянуть максимум, что можно отхватить из его возможностей.
Хулиганил, конечно, наш человечек, и в школу ходил. Читать и писать научился еще в первом классе, память у него была – Во! Учился хорошо, но ни заучкой, ни задавакой не был, списывать давал, а если надо было, то и в нос мог дать. Больших драк с одноклассниками и даже с парнями из соседнего села, которые приходили на танцы или, что более интересно – помахать доской из забора, у него не было. И девушки не было, стеснительный парень был, негде правды спрятать.
В общем, обычным человеком он родился, обычным и жил. Единственное, что отличало его от сверстников и большинства взрослых – жажда учиться. Он заглатывал книги целыми кипами. За несколько лет в сельской библиотеке не было ни единого пособия по физике, «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и даже полного собрания сочинений В.И.Ленина, которые бы не были прочитаны от корки до корки пытливым юношей. Некоторые книги были пережеваны даже по несколько раз, из таких любящих учиться людей выходят выдающиеся ученые, писатели или мыслители, но сизым ботаном парень не стал.
Надо было выпить сто грамм вместе с друзьями – завсегда пожалуйста, хоть и не очень жаловал это дело. Шумело в голове, тошнило, а тело обволакивала противная слабость, абсолютно не свойственная человеку, родившемуся недалеко возле летней кухни. Надо было пойти отколошматить «бахуров» из соседней деревни, которые навешали «нашим» позавчера – нет вопросов, хотя и драться он не любил. Надо дернуть за косичку одноклассницу, чтобы весь класс поржал – так нате вам, но не более. Ничего особенного, хоть плачь, хорошо, хоть говорили, что умный и сообразительный не по годам.
Что действительно любил пытливый мальчик – бегать вместе с отцом, который был в деревне большим светилом прогресса и развития народного хозяйства. Папа, геройски прошедший Вторую мировую войну от Сталинграда и до Берлина был в селе третьим по важности – после сельского головы и попа, который тайно от парней в черных плащах и бушлатах проводил заупокойные в маленькой подпольной церквушке. Отец был электриком. Но не просто монтером, или холопом с паяльником, а именно Электриком с большой буквы, богом силовых кабелей и покровителем телевизоров и радио, которых в селении было раз-два и обчелся.
Вот придут из хаты на дальнем краю села, вернее приедут целым эскортом на телеге или санях, в зависимости от погодных условий, и челом бьют пред «Майстром», идем, мол, батьку, к нам в хату, а то колхозное радио хрипит. Вместо «Доброго утро, Отечество», лает что-то непотребное на непонятных языках.
Подымался молодой черноволосый папа, собирал нехитрые инструменты, а все колхозные обыватели благоговейно следили за его движениями, как и сын. Пока телега везла мастера к месту электрического бедствия, мальчик босыми ногами топтал пыль в отдалении, чтобы не увидел отец и не наградил тумаком. Ну очень уж было интересно посмотреть, как папа сойдется в неравном бою с монстром на лампах, а со временем и на транзисторах.
Когда отец открывал крышку агрегата, сынок тихонько подходил и усаживался возле коронного стула, предназначенного для высоких гостей, например, из райцентра, где восседал его родитель. Тут отец его уже не прогонит.
Папа, сосредоточенно копаясь в проводах, иногда чихая от вездесущей пыли, поворачивал голову, задумчиво смотрел на сына и ласково трепал его по косматой голове.
- Смотри, - говорил он. – Вот здесь контакты засорились…
Мальчик понимающе кивал головой и сам протягивал руки к аппаратуре. В скором времени он уже сам мог починить любую технику, а через некоторое время спаял свой первый транзистор, который трескучим голосом орал «Санта Лючия, о, Санта Лючия», или «двадцать второго июня, ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, что началась война».
В общем, человек он был самый что ни есть обычный, ну в технике разбирается, эка невидаль.
Окончив обыкновенную сельскую школу с рядовой медалью и успеваемостью, он, как и большинство сверстников, имея за спиной светлое октябрятское и пионерское будущее, пошел дальше, огни большого города манили к себе, как и море непрочитанных еще книг, пылящихся на полках множеств библиотек.
Получив довольно скудный платочек с туго завернутыми рублями, чей курс всегда твердо держался на ногах, благодаря огромным золотым запасам Великой Родины, и рюкзаком с припасами, он отправился покорять областной центр.
Вокзал на который из удушливого вагона вышел парень в «картатых штанях» и рубашке-ковбойке нараспашку, хлынул на его неподготовленное и лелеянное сельскими просторами сознание. От буйства народа, криков торговок и свистков милиционеров кругом шла голова. Что же мне здесь делать, пронеслось в голове, как не пропасть в этой уйме народа. Тишина маленького села, к которому вела даже не асфальтовая, а грунтовая дорога, сменилась на адскую какофонию городского хаоса.
Это был город, но стены, множество окон, фонарей и чадящих машин скорее напоминали густые джунгли в неведомых заморских краях, как у Берроуза. Городская сказка, жестокая как закон джунглей и несправедливая, как пьяный судья. Как же я выживу здесь?
Но как-то жил. Плохо, конечно, долгое время голодал, так как привокзальная шантрапа отобрала большую часть денег, которые достались от родителей. Доводилось голодать, бывало, даже больше двух суток. Он ночевал на вокзале, холодные туманные утра негостеприимного мегаполиса заставляли его ложиться вблизи почивавших на скамейках бомжов и отогреваться их прокуренным теплом.
Утром он шел в институт, сдавал экзамены, хвала Богу, в те времена приемные комиссии были еще не такими продажными. После обеда он садился на своей скамье, чем подальше от окон, откуда невыносимо дуло прохладой, открывал учебники и вбивал в свою довольно умную голову азы тригонометрий и физик. Спустя несколько часов сигнал о прибытии грузового состава оповещал – пора на работу. Он вставал, относил книги в камеру хранения и шел в толпе таких же как он студентов из глубинок и отощавших бездомных разгружать многотонные махины. Жилось – как на блошином собачьем загривке, вонь, всюду носятся ни на что не годные кровопийцы-попрошайки, а там, гляди, собачьи зубы от слишком сильного укуса кровососа клацнут головой и Судьба-матушка заберет твою Жизнь-кровушку.
Но в письмах родителям он всегда писал: «Все хорошо, целую. Сдаю экзамены, живу в общежитии». Действительно, вокзал – огромная общага для тысяч неимущих и неудачников, приютившая каждого, кто не попадался железнодорожной полиции.
Наконец, сдал. Поступил! И дело даже не в доступе к тем книгам и знаниям из далеких мечтаний, а возможность жить за государственный счет в настоящем общежитии, общаться с нормальными людьми.
Начались рутинные ненавязчивые будни учебной жизни, самодельные пьянки после модулей и пар, бренчанье на потрепанной гитаре и групповое кормление казенной лапшой из огромной кастрюли. Полупьяные студентки с влажными от похоти, или обычного насморка губами, хохочущие собратья по комнате, издеваются, что убегал от той ненасытной Юльки со второго этажа. Так девственником и останешься! Хихикали, но быстро остывали, не было в Союзе секса, лишний раз о нем было лучше не вспоминать.
Закончилась обычная студентская жизнь, заурядный красный диплом, множество знаний и книг ворошатся в недурной голове, а жизнь все та же – рядовая. Миллионы инженеров, как и он, носились по всему Нерушимому Республик Свободных, чего-то там паяли, марали тысячи ватманов, и, конечно, с умным видом оплевывали окурками забитые доверху плевательницы.
Парень, конечно, окурками не плевался, просто работал в свое удовольствие, ведь ему было интереснее покопаться в микросхемах, чем загнаться по самые яйца в женское общежитие и там остаться, чтобы утром бахвалиться перед сверстниками как я ее так, а она меня раз эдак…
Работал и работал, в общем, ничего особенного, пришла любовь, конечно. Со временем… Возможно и не та, которую можно было бы гордо назвать «на Всю Жизнь», но подарки Судьбы не выбирают, ими давятся, по возможности ласково улыбаясь, чтобы не подкинула еще. А то и задохнуться можно от даров Фортуны…
Женитьба после годов встреч и расставаний. Любовь, скандалы, потом опять скандалы и еще. Самая заурядная постсоветская семья, возможно, немного более агрессии и темперамента, но все же, ничем не отличалась от сотен других.
Измученный после работы он приходил домой, а там ждало повторная работа – не физическая и даже не умственная. Нервная. Лучше месяц ковыряться среди контролеров и диодов, чем пережить моральную атаку двух взбешенных женщин. От чего разозленных? Да кто их поймет, этих баб, на то они гордо и зовутся – Слабый Пол. На голову слабый…
Ведь я же самый обычный человек! Ну что вы ко мне прицепились, ну, помою я пол за собой, ну не посмотрю из-подо лба, ну, хотите на подтяжках повешусь? А сбоку еще новорожденный ревет, как и отец, десятилетия назад. Ревнивая жена, не дающая спать, потому что во сне ему может приснится другая, нормальный, но совсем заколупанный женщинами тесть, угрюмо смотрящий в одну точку, только сильные руки строителя сжимаются. Не то от злости на тебя, не то в желании наконец разбить наложенные бабами оковы и убежать, куда глаза глядят.
Не выдержал обычный человек, как и большинство похожих на него людей, взял и убежал. Куда-нибудь, в лес, под воду, лазить по кавернам, или ползти, утыкивая вехами смертельные болота. Уединился где-то, попробовал забыть, простил. Но жизнь очерствила… Нет, просто научился все держать в себе, сосредоточился на внутренне мире. Вспомнил, как когда-то в веселом детстве бегал босиком по прелой траве – теперь одевал потертые кеды и мчался по мокрому асфальту, так, чтобы грудь раздиралась от невыносимого напряжения. Если болит тело, душа успокаивается. Если болит душа, тело неумолимо умирает.
Кинулся в эзотерику, магию, оздоровлению организма. Агрессия, накопленная за годы моральных издевательств угасала. Он стал воспринимать окружающих людей как неразумных детишек, возможно, роботов, в каждом из которых сидит своя программа.
А детям надо помогать. И помогал, много раз перешагивая через свое, им же замученное Я, лежащее в скорченной позе на самой глубине подсознания. Лампочку вкрутить, пожалуйста, починить сложнейшую машину – спасибо. Даром что обманули и не доплатили более половины. Дрова соседу по даче порубить, да нет проблем, и бутылки не надо, все равно почти не пью.
А люди дивились от такого человека, совсем обычного, но в то же время до чертиков неправильного. Он что, «хлопчик помагай»? Думали про себя, а потом усмехались и смеялись целыми толпами у него за спиной. Громогласный хохот сотен глоток, которые должны были пасть на колени пред беспричинно помогавшем им, но потешались. Ведь людям никогда не понять тех, кто выше от них, пусть даже этот человек будет среди них – обычным.
Шли годы, он медленно седел, но уже не от нервов, которые удалось вогнать так глубоко, что даже самые толстые их ростки едва пробивались сквозь пелену прирученного спокойствия. А потом умер отец, тот бог Электрического гения, который незримо толкал своего мальчугана вперед, к вершинам, до которых не смог достать сам. Ведь единственный сын – всегда надежда старого человека.
После смерти отца, словно что-то сломалось, механизмы серых клеточек рвались, их тонкие паутинки сминались под угрюмым натиском душевной боли. Он бежал прочь от людей, чтобы никто не видел, и там кричал, раздирая легкие до хрипоты, он спрашивал себя, зачем появился на свет. Он, может, плакал, но, думается, слезы давно ушли вовнутрь, подгоняя прогрессирование старости. Но зачем я родился?
Ответ прост, как человеческая логика. Мы рождаемся для смерти. Но в промежутке между этими двумя перевалочными станциями мы должны что-то понять, каждый для себя. Возможно, это поможет нам в следующих жизнях, если верить в них, ведь кто верит, тот и придет. Туда, куда ему верилось.
Еще года, все больше людей, кому помогал, есть уважение окружающих, как к специалисту в своей области. И есть насмешка от них же – и что он за один? Какой-то блаженный, словно не от мира сего. Он вроде человек, но, в то же время, и не с нами, а волк, отбившийся от стаи – уже не волк. Он… Да кто знает, какова его судьба.
Но лучше быть одиночкой и жить в себе, чем колеблясь вместе с толпами, плестись на поводу невидимых поводырей и отдергивать ноги от укусов сторожевых собак Человечества. Да, ты обыкновенный, но ты не такой как все, ты живешь для них, но в то же время, ты спасаешь себя. Не от их насмешек, а от себя самого.
Лечить надо не белых ворон, пусть даже самых обыкновенных, врачевать, лучше электрошоком, надо тот социум, который не в состоянии понять отщепенцев и принять их такими, как они есть.
Что такое друзья – люди которые рядом, когда хорошо. Что такое враги – это те, кто близко, когда плохо. Так есть всегда, даже хороших человек, который пробует тебе помочь вылечится от неизлечимой болезни – самый страшный недруг. Ведь homo sapiens должен вылечить себя сам, все лекарство, даже от СПИДа – в человеке. Ведь в нас есть Бог, каждый носит частичку божественного в себе, хотя большинство и не подозревает об этом. А вмешательство со стороны – лишний шаг к неумолимой госпоже Мортис. Ведь даже в Библии написано «не тревожь имя Бога даром» (читать – лишний раз).
Эти овцы идут в церкви, падают на колени и читают ритуальные фразы кого-то, кто в древние времена пытался спасти себя. Христос умер давно, давно же и воскрес. Возможно, он придет когда-то, чтобы попытаться спасти не себя, а других, как невзрачно делает это наш обыкновенный человек, которому уже за пятьдесят, но захочет ли он. Ведь чем же он спас тогда, на кресте свой народ? Дал ему (народу) свободу и возможность дальше делать то, что каждый желает. Свободы Воли – палка о двух концах. Ты можешь делать все, что пожелаешь, но надо ли это тебе? Ты можешь давать что-то другим, но надо ли это сим людям?
Многовариантная игра божественного разума, вот что такое жизнь и нам в нее играть до бесконечности, пока, рано, или поздно, кому-то там сверху не надоест двигать нашими фигурками и он захлопнет крышку игровой доски.
А наш обыкновенный человек жил, помогал, жил для других и немного для себя. Водоворот семейных обязательств захватил и его, но что может сделать соломинка, влекомая бешенным напором торнадо? И люди хихикали, вот филантроп, он бы лучше себе что-то сделал, но красиво молчали, когда требовалась помощь из его стороны.
И однажды, обыкновенный человек, который свято чтил свои внутренние законы, но периодически их нарушал из-за прихотей других, он просто вышел на площадь. И множество знакомых людей и незнакомцев смотрели на него, безмолвно стоявшего на каменной мостовой, такой не похожей на мягкую сочную траву из далекого родного села. Он просто стоял и смотрел на людей, а они на него.
Внезапно, он улыбнулся. Самый заурядный человек, который был рядовым выходцем из народа, вдруг понял истину жизни. Все, семья, работа, никому не нужные друзья, отошло. Истина Жизни и Бытия вдруг хлынула в его почти чистое от земных прихотей сознание.
Его плечи подались вперед, словно он хотел обнять сам себя, спина вздулась, изгибаясь в странной метаморфозе. Старенькая еще советская рубашка, которую он предпочитал всем новомодным шмоткам, ибо она напоминала ему о безгрешном прошлом, треснула. Пошла по швам, из нее полетели клоки.
Огромные седые крылья, размахом затмившие половину площади распростерлись у него над головой. Он задумчиво глянул на них и еще раз усмехнулся печальной улыбкой.
Пробный взмах, еще один. И вот он возносится на глазах тысяч испуганных, удивленных и очумелых одновременно людей, каждый из которых был, наверное, далеко незаурядной личностью. Небо влечет его к себе. Вдаль относятся мысли о возвращении в родное село, где почили в мире родители, уходят воспоминания о мирском, о накопленных знаниях. Какой от них толк? Он знает Истину, и она берет его к себе, самого обыкновенного. Ибо он – ЧЕЛОВЕК. А таких в этом мире доселе не существовало.
Он взмывает ввысь, подставляя лицо, немного опечаленное избавлением от душевных мук и страданий, и каждый взмах крыла подымает его к перистым облакам, которые наполнены серебром.
- Дядечка, а дядя умер, - спрашивает смышленый шестилетний малыш, не маму, а того, кто среди толпы выглядит наиболее авторитетно.
Седой профессор философии, который задумчиво, безо всякого испуга, проводит улетающего взглядом, почесывает густую бороду.
- Нет, сынок, он просто НЕОБЫЧНЫЙ, ОН НЕ ТАКОЙ, КАК ВСЕ.
Но как же узнать Истину, подумал профессор, наблюдая, как крылатый силуэт растворяется в солнечных лучах.
Вот когда вырастут крылья, тогда и поймешь…
10.04.2008